Ужасы блокады вспоминает Жанна Сергеевна Алышева
Блокада Ленинграда... Пожалуй, невозможно найти в нашей стране человека, ни разу не слышавшего этого страшного словосочетания, таящего в себе боль и скорбь, подвиг и несгибаемое мужество жителей и защитников осаждённого города на Неве. Сотни дней и ночей, пронизанных холодом, голодом и бесконечными обстрелами, перенесли ленинградцы, чтобы однажды услышать короткое и долгожданное слово «Победа».
Среди них наша землячка – ныне руководитель Павлово-Посадского отделения Всероссийской общественной организации «Жители блокадного Ленинграда» Жанна АЛЫШЕВА.
Родилась Жанна Сергеевна в Павловском Посаде 14 февраля 1939 года, а через год её отца, трудившегося помощником мастера на Павлово-Покровской фабрике, направили на учёбу в Ленинградское военное танковое училище. Предчувствие скорой войны с Германией уже буквально витало в воздухе, и страна Советов остро нуждалась в молодых и грамотных офицерских кадрах, поэтому многие трудовые коллективы предприятий посылали ответственных работников обучаться в различные военные училища. Уехала в Ленинград и семья родителей маленькой Жанны, а вскоре, буквально накануне начала войны, в их семье родился ещё один ребёнок.
Завтра была война
«Летом 41-го мой отец, курсант Ленинградского военного училища, ушёл на фронт, а мама осталась в Ленинграде – чужом городе, где нет ни родных, ни близких, одна с двумя маленькими детьми (моему братику было всего несколько месяцев, а мне – два года). В сентябре отец пропал без вести, и в Книге памяти он записан: «Коноплёв Сергей Степанович – пропал без вести, – вспоминает Жанна Сергеевна. – Мама осталась с нами одна. Насколько маме было трудно, я поняла только спустя много лет, когда сама выросла и стала матерью. Помню, она рассказывала, как к 7 ноября (праздник Октябрьской революции) ей дали талон на бутылку вина. Она пошла на рынок и поменяла её на буханку хлеба и кусок столярного клея, который ели во время блокады. Мама пришла домой, сварила из столярного клея жидкий «суп», покрошила в него хлеба и налила нам с ней по тарелке. Я очень хотела есть и, не обращая внимания на то, что еда горячая, стала, обжигаясь, жадно есть. Съела свою порцию и уставилась на тарелку мамы, на что мама мне сказала: «Ты на мою тарелку не смотри! Если я не буду есть, то умру, что тогда будет с вами?» Надо сказать, что во время блокады умер мой совсем ещё крохотный братик…
Блокада маму приучила быть бережливой, экономной. Помню, как полученную по карточке дневную норму хлеба она всегда делила на три части – «завтрак», «обед» и «ужин». Бывало, все крошечки соберёшь и ешь – а если взять и разом с утра съесть – придётся весь день голодать. Так и жили, а вернее – выживали».
Теперь трудно даже представить, как они жили тогда, оставшись одни в чужом, осаждённом врагами городе.
Жизнь в блокадном городе
«Родственников у нас в Ленинграде не было, только знакомые отца по училищу. За то недолгое время, что мы жили в этом городе, мама подружилась с одной женщиной. С началом войны, а затем и блокады возможности для общения у них, разумеется, стало меньше, виделись где-то случайно, урывками, и, когда однажды подруга надолго «пропала», мама забеспокоилась и пошла её искать, стала спрашивать её соседей, которые сказали, что она ушла и не вернулась.
Надо сказать, что ленинградцы во время блокады на всякий случай всегда носили в карманах одежды маленькие записки, в которых писали свои данные и адрес.
В каждом районе были организованы специальные пункты, куда собирали тех, кто умер на улице или погиб во время авианалёта. Туда мама и отправилась искать свою подругу, – продолжает свой рассказ Ж. Алышева. – По найденной в её одежде записке оказалось, что она там. Женщина-дежурная отвела маму в большую комнату, заставленную трёхэтажными нарами, забитыми трупами, и предложила маме самой искать. Голодной и обессиленной женщине было это не под силу, и мама ушла, так и не сумев забрать оттуда тело знакомой, чтобы похоронить.
А затем от голода умер маленький братик. Молока у мамы не было, а та пища, что ели мы, видимо, была непригодна для организма крошки».
Конечно, женщине, оставшейся одной с маленькой дочкой на руках, чтобы не погибнуть, нужно было как-то возвращаться на родину, поближе к родным и близким. Но как это сделать, когда из окружённого фашистами Ленинграда не могла вырваться и птица?
Перед самым Новым годом к нам домой пришёл друг отца и рассказал об обстоятельствах его гибели, о том, как на его глазах в танк отца попал вражеский снаряд, не оставив ни единого шанса экипажу остаться в живых. Так как дело было практически в начале войны, никаких медальонов не было, а прямое попадание не позволило опознать погибших, да и кто бы опознавал их в неразберихе первых месяцев войны – вот и причислили весь экипаж к пропавшим без вести...
Спасибо сослуживцам отца – эти люди в память о нём помогли маме оформить документы на выезд из Ленинграда, и в феврале 1942 года мы покинули блокадный город по ледовой дороге.
Грузовики, на которых люди эвакуировались из осаждённого Ленинграда, были открытыми, выезжали ночью с выключенными фарами. Цепочка машин старалась двигаться быстро, не останавливаясь, и когда едущая впереди нас машина нырнула в полынью, мы объехали её, не останавливаясь, – иначе бы и наша машина следом за ней пошла на дно».
И вот, наконец, ледовая «дорога жизни» осталась позади...
Возвращение домой
«Когда попали на Большую землю, всех накормили обедом из трёх блюд – как и положено. Во время войны это счастье, что голодных людей накормили: рассказывали, что были случаи, особенно с детьми, оставшимися сиротами, за кем некому было проследить – после перенесённого голода они «набрасывались» на еду, и организм не выдерживал – они умирали.
До Павловского Посада мы добирались почти две недели – где на поезде, где на попутках, где пешком... Когда оказались дома, соседи собрались посмотреть на земляков, вырвавшихся «оттуда» – слушали рассказы мамы, плакали, а посмотрев на меня, сделали заключение: «дочка у тебя не жилец» – такая я была худая, бледная и вся в болячках после перенесённых испытаний.
Почти год я никуда не выходила из дома – болела, – делится воспоминаниями Жанна Сергеевна. – Потом, уже в детском саду меня отпаивали рыбьим жиром – видимо, это и помогло мне выжить и восстановиться окончательно.
9 мая 1945 года я проснулась оттого, что в нашей комнате почему-то собралось очень много людей – соседки стояли у стола, о чём-то разговаривали и обнимались. Открыв глаза, я с интересом и удивлением, молча, рассматривала их.
Мама, заметив, что я уже не сплю, подошла ко мне и тихо сказала: «Победа, дочка! Нет больше войны – теперь все папки вернутся домой... Только наш уже не вернётся...» И заплакала. Мне, ребёнку, было не понятно, что такое Победа, а вот слова про отца (хотя я его почти и не помнила) прозвучали больно и обидно – наш папка уже не вернётся...»
Из истории
Блокада Ленинграда длилась почти 900 дней и стала самой кровопролитной блокадой в истории человечества: от голода и обстрелов погибло свыше 641 тысячи жителей (по другим данным, не менее одного миллиона человек).
